Сон раба

Генри Лонгфелло

Сон невольника

Истомленный, на рисовой ниве он спал.

   Грудь открытую жег ему зной;

Серп остался в руке,— и в горячем песке

   Он курчавой тонул головой.

Под туманом и тенью глубокого сна

   Снова видел он край свой родной.

Тихо царственный Нигер катился пред ним,

   Уходя в безграничный простор.

Он царем был опять, и на пальмах родных

   Отдыхал средь полей его взор.

И, звеня и гремя, опускалися в дол

   Караваны с сияющих гор.

И опять черноокой царице своей

   С нежной лаской глядел он в глаза,

И детей обнимал — и опять услыхал

   И родных и друзей голоса.

Тихо дрогнули сонные веки его,—

   И с лица покатилась слеза.

И на борзом коне вдоль реки он скакал

   По знакомым, родным берегам...

В серебре повода,— золотая узда...

   Громкий топот звучал по полям

Средь глухой тишины,— и стучали ножны

   Длинной сабли коню по бокам.

Впереди, словно красный кровавый платок,

   Яркокрылый фламинго летел;

Вслед за ним он до ночи скакал по лугам,

   Где кругом тамаринд зеленел.

Показалися хижины кафров,— и вот

   Океан перед ним засинел.

Ночью слышал он рев и рыкание льва,

   И гиены пронзительный вой;

Слышал он, как в пустынной реке бегемот

   Мял тростник своей тяжкой стопой...

И над сонным пронесся торжественный гул,

   Словно радостный клик боевой.

Мириадой немолчных своих языков

   О свободе гласили леса;

Кличем воли в дыханье пустыни неслись

   И земли и небес голоса...

И улыбка и трепет прошли по лицу,

   И смежилися крепче глаза.

Он не чувствовал зноя; не слышал, как бич

   Провизжал у него над спиной...

Царство сна озарила сиянием смерть,

   И на ниве остался — немой

И безжизненный труп: перетертая цепь,

   Сокрушенная вольной душой.

             Перевод М. Михайлова

   В  несжатой  риса  полосе

Жестокий  зной, сухой  песок,

Лежу, не  в  силах  встать.

Сжимаю  острый  серп  рукой

И  слёз  мне  не  сдержать.

И  вижу  сон: я – в  прошлом  царь,

Владыка  здешних  мест,

Все  в  подчинении  у  меня,

Рабы  несут  свой  крест.

Как  я  коварен  и  жесток,

Пощады  никому,

Очнулся  и  вдруг  понял  я,

За  что  страданья  сердцу  моему.

Зачем  себя  я  возносил?

Зачем  хотел  я  кем – то  править?

Огонь  в  душе  я  погасил

И  прошлого  уж  не  исправить.

Простите, люди!  Вас  прошу 

Я  снять  с  моей  души  тяжелый  камень.

Себя  теперь  я  в  жертву  приношу.

О  Боже, помоги 

              разжечь  мне сердца  пламень. С.